Политический аспект в данном случае конструктивен, не давит на художественный результат, а его подстёгивает, создаёт дополнительный резонанс действительно не рядовому для Бурятии событию. Крах мультикультурности как государственной политики в Германии и России ещё не конец культурным мостам. По ним невероятным образом идёт передача важных посланий из прошлого в будущее, из одной точки мира за тысячи километров – в иную, из одной религии – в другую. И Вагнер тут один из первых авторов, помогающих осознать перемещения в вечности: трагизм человеческих страстей, могущество веры, лирический, искупительный свет чувства.
Во время репетиций Ханса-Йоахима Фрая, конечно, возили на Байкал, он выучил наизусть про «Славное море...» и «омулёвую бочку»; постоял немного за штурвалом катера и на мгновение почувствовал себя вагнеровским Рулевым, открывающим оперу. Он напитался видами чудо-озера, и они вошли в сценографию Марии Вольской, и зрители узнают байкальские берега, заливы, кручи. Но помимо внешней изобразительности постановщик декларирует как бы «буддийский» аспект легенды. Он размывает конкретную трагедийность финала (самоубийство девушки) абстрактным растворением героев во времени и пространстве.
Происходит реинкарнация жертвенной Сенты и проклятого Голландца – они перемещаются в иное измерение. Переход в надмирное бытие не столько дань духовно-религиозной традиции места, но и органичное, вполне вагнеровское художественно-смысловое решение. Грозный клич Голландца сменяется в финале лирическим расплывом, способным вобрать в себя широкий ряд интенций.
Не станем утверждать, что постановка явила на сегодняшний момент музыкальное и вокальное совершенство, что сцена и оркестр под управлением Илмара Лапиньша хорошо слышат и понимают друг друга, что хоры (особенно мужской) доставляют нам радость, отнюдь нет, и т.д. Но высота помысла Бурятской оперы впечатляет. Есть вполне обеспеченные, в чём-то благополучные коллективы (им не приходилось скитаться шесть лет на время реконструкции по домам культуры и клубам), где даже не ставится задача подобной сложности, как поставили в Улан-Удэ. Можно сказать, здесь озабочены своими связями с большим миром оперы, актуальными постановочными тенденциями. Работая в здании сталинского ампира с ленинским и сталинским же барельефами (сохранены как память времени), здесь жаждут выражаться на ином языке. Такая идея развития заслуживает самой горячей поддержки, и не только эмоциональной.
К тому же бурятский «Летучий Голландец» уже сегодня дал две обнадёживающие работы – Мунхзул Намхай (Голландец) и Аюна Базаргуруева (Сента). Думается, они будут развиваться как вокалисты и как актёры вместе с развитием самого театра.
Источник: http://www.lgz.ru/
